Культурный капитал как базисное основание нравственного благополучия общества

Косьмина Е.А.

Статья в журнале

Креативная экономика (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку

№ 1 (25), Январь 2009

Цитировать:
Косьмина Е.А. Культурный капитал как базисное основание нравственного благополучия общества // Креативная экономика. – 2009. – Том 3. – № 1. – С. 72-81.

Эта статья проиндексирована РИНЦ, см. https://elibrary.ru/item.asp?id=11741322

Аннотация:
Общеизвестно, что культурный капитал (в своих материальных и нематериальных активах), как и любой другой (в зависимости от области, в которой он функционирует), может создавать поток товаров и услуг, имеющих как культурную, так и экономическую ценность. Существующий в инкорпорированном (в личности) и объективированном (в виде материальных предметов и средств) состояниях культурный капитал давно был «замечен» как фактор, влияющий на все сферы общественной жизни, и прежде всего на экономическую. Это отмечали и первый русский экономист Иван Посошков, – русский предтеча А. Смита, и представители классической политической экономии, особенно в лице Дж. Ст. Милля, и русские экономисты XIX и начала ХХ веков, и западные и российские социологи XIX – ХХ веков, и многие другие.

Ключевые слова: нематериальные активы, социальные отношения, общество, культурный капитал, общественное благополучие



Кутило-Завалдайский:

Сударыня, позвольте вас уверить,

что вступив в брак с Лизаветой Платоновной, я всегда буду соблюдать пристойность….

Чупурлина:

Нет, я не о том…. Какие у тебя надежды?

Есть ли у тебя фабрика?

Кутило-Завалдайский:

Нет-с. Фабрики не имею.

Чупурлина:

Ну, так как же?

Кутило-Завалдайский:

У меня, сударыня, более нравственный капитал!

«Фантазия», Козьма Прутков

Общеизвестно, что культурный капитал (в своих материальных и нематериальных активах) [1], как и любой другой (в зависимости от области, в которой он функционирует), может создавать поток товаров и услуг, имеющих как культурную, так и экономическую ценность. Существующий в инкорпорированном (в личности) и объективированном (в виде материальных предметов и средств) состояниях культурный капитал давно был «замечен» как фактор, влияющий на все сферы общественной жизни, и прежде всего на экономическую. Это отмечали и первый русский экономист Иван Посошков [2], – русский предтеча А. Смита, и представители классической политической экономии, особенно в лице Дж. Ст. Милля, и русские экономисты XIX и начала ХХ веков, и западные и российские социологи XIX – ХХ веков, и многие другие.

Один из видных политэкономов XIX – начала ХХ века Дмитрий Иванович Пихно, профессор и руководитель кафедры политической экономии и статистики Киевского университета в своей работе «Основания политической экономии», опубликованной в 1890 году, выделяя важнейшие силы, воздействующие на хозяйственную деятельность, не ограничивался чисто экономическими, материальными, а специально дополнял их новыми силами (факторами), к которым относил нравы и обычаи, мораль, образованность, энергию, дух предпринимательства, законодательство, государственный и общественный строй жизни. При этом он считал, что «образованность народа есть одна их величайших его сил. Кроме общего и специального образования, доставляемого школами, наукой и литературой, весьма серьезное значение имеет та образованность или культурность народа, которая составляет результат долгой культурной жизни. Гражданин культурной страны с раннего детства ежедневно и незаметно приобретает массу знаний, которые черпает в окружающей его жизни» [3].

Интуитивные ожидания по поводу возрастания роли и значения культурного капитала в экономической жизни общества впервые подтверждает гениальный Макс Вебер, который в своей работе «Протестанская этика и дух капитализма» (1905 г.) на основании анализа реального фактологического материала выявляет линейную и прямую зависимость экономической жизни общества от культурного капитала, обретшего свою особую роль и историческое предназначение в результате протестантского переворота, послужившего мощным фундаментом, опорой радикально организованного рыночного хозяйства [4].

Значительно позже японский профессор Д. Икеда, опираясь на опыт японского чуда, утверждал, что любые нововведения, в том числе демократия и рыночная экономика, должны в каждом отдельном случае зарождаться в недрах культуры, вырасти в насущную потребность, приспособиться к традициям, обычаям, национальному менталитету [5].

Культурный капитал общества является, таким образом, основанием, фундаментом, на котором «гнездятся» выстраивающиеся адекватные ему экономические, политические и социальные институты.

Именно от культурного капитала зависит экономический рост и экономическое развитие страны, благосостояние ее народа и его политическая независимость и свобода. Без национальной культуры не бывает никакого национального государства.

Ярким примером (достойным порицания), подтверждающим сказанное выше, является изжившая себя и рухнувшая, казалось в одночасье, советская система. Она (насквозь бюрократизированная и технократическая система по существу) рухнула не только и не столько потому, что она оказалась несостоятельной в хозяйственном и экономическом отношениях. Большую роль сыграли как раз культурные факторы, культурный капитал, роль и значение которого не только недооценивалось «революционным духом», но и сознательно игнорировалась по причине своего безбрежного невежества в области общей культуры и культуры экономической.

В этой связи следовало бы обратиться к базисным основаниям культурного капитала. Это выглядит вполне логичным, исходя из основополагающих представлений о культуре, о культурном капитале. Их, на наш взгляд, два. Первый, так называемый подповерхностный – это гуманистический капитал, а второй, глубинного уровня, – интеллектуальный капитал.

В данной статье рассматривается первое основание – гуманистический капитал.

Ф.М. Достоевский говорил, что народы движутся иной силой, нежели наука и промышленность; народы живы до тех пор, пока ими владеет великая идея, часто и не осознаваемая до конца. Это стремление к высшей правде, к высшему смыслу жизни. Когда народ теряет эту идею, он превращается в «этнографический материал».

Судьбу России и «русской идеи» Достоевский связывал с православием. Быть русским и быть православным значило для него одно и то же. Тысячелетняя история России убедительно свидетельствует, что мы еще живем в самобытнейшей стране с великими духовными традициями, освященными православием.

Русский человек на протяжении всего своего исторического существования искал корни свои в Боге и в земных его проявлениях: правде, праведности, красоте.

XX век стал трагическим для России. Российскую империю охватил кризис, по мнению И.А. Ильина, не просто политический или экономический, это прежде всего кризис духовный. И чтобы преодолеть его необходимы духовные силы, способные противостоять стихии зла и разрушения.

Ныне же в обществе происходит все большее расслоение по ценностным ориентациям, уровню благосостояния, стилю жизни, нормам поведения и т.п. Это делает крайне трудным формирование гражданского общества, так как исчезает социальный консенсус по поводу базовых ценностей и принципов жизни, являющихся основой демократии.

Каковы же формы гуманистического капитала как императивного ресурса, обеспечивающего духовную – богатую и морально – ценностную жизнь, без которой невозможно прогрессивное развитие человеческого общества?

Нам представляется, что исторически и логически первой (базисной) формой гуманистического капитала является та, которая возникла не в результате сотворчества людей, а дана (задана) извне как закон на все времена, как всеобщий обязательный нравственный, императив закон, которому все люди, независимо от их происхождения, социального положения и т.д. должны подчиняться. Это:

а) религиозно-нравственный потенциал (императив). Он органически связывает, цементирует сообщества людей, поколения, разделенные веками и тысячелетиями;

б) нравственный потенциал, как ресурс, определяющий (конструирующий) методы и способы нормативной регуляции действий человека в обществе. Это – особая форма общественного сознания и вид общественных отношений;

в) моральный потенциал (фиксируется в заповедях, принципах, во всем том, как «должно» поступать).

Мораль отражает целостную систему воззрений на социальную жизнь, содержащих в себе то или иное понимание сущности (назначения, смысла, цели) общества, истории, человека и его бытия. Поэтому господствующие в данный момент нравы и обычаи могут быть оценены моралью с точки зрения ее общих принципов, идеалов, критериев добра и зла [1].

В морали (в отличие от обычаев) должное и фактически принятое совпадают далеко не всегда и не полностью.

В реальной истории нормы общечеловеческой морали никогда не исполнялись целиком, безоговорочно, во всех случаях без исключения.

В морали громадную роль играет индивидуальное сознание (личные убеждения, мотивы, самооценки), которое позволяет человеку самому контролировать, внутренне мотивировать свои действия, самостоятельно давать им обоснования, вырабатывать свою линию поведения в рамках коллектива или группы. В этом смысле Маркс говорил о том, что «… мораль зиждется на автономии человеческого духа …» [6].

Если внутренние убеждения человека не находятся в разладе с религией, нравственностью и моралью, то гуманизм в состоянии облагородить человека [2]. Гуманистический капитал возникает на этих трех «китах».

Религиозно ориентированная мысль основывается на уверенности в преображении человеческой души, в результате которого только и может что-то случиться в мире, в обществе, в человеке. Условия творит сам человек, его душа, и лишь от человека все в мире зависит. Изменить мир может только преображенный человек, и это будет органическое изменение, человечески, нравственно ориентированное. Оно учитывает духовную природу человека и творится во имя осуществления духовных целей.

Религия оказывает человеку духовную помощь, но задачу преображения должен осуществлять сам человек.

Ф.М. Достоевский и Л.Н Толстой считали, что главным человеческим назначением в этом мире является реализация нравственного потенциала, без чего все остальное теряет смысл.

Когда речь заходит об устройстве общественном, то это должно быть прежде всего и в конечном счете нравственное устройство.

В основании морали должен лежать абсолютный фундамент, мораль не может быть относительной, поэтому ее основанием не может быть ни личный интерес, ни общественный. Общественный интерес, экономические интересы – все эти идеи преходящие. А мораль, нравственность – это то, что относится к другому миру; это другой ряд; ряд, уходящий в вечность. В свое время И.Кант утверждал, что человек относится к двум мирам: миру природы и миру свободы. Человек – и эмпирическое существо, природное; и свободное, устремленное в вечность. Нравственность – это то, что к природе никакого отношения не имеет, а лишь к миру свободы.

Существует единственный путь духовно выстроить общество – это нравственная организация человечества, включающая в себя органическое единение двух ипостасей – божественной и человеческой, духовного и материального.

Быструю секуляризацию (освобождение от церковного влияния) духовной культур обычно связывают с реформами Петра I. Место господствующего теоцентризма занимает антропоцентризм (воззрение, согласно которому человек есть центр Вселенной и конечная цель всего мироздания), на базе которого складывается новая просветительная мораль. Ее сущностным выражением становится автономность, независимость от вероисповедных законоположений церкви. Первым долгом человека провозглашается труд. Он, с одной стороны, является источником «благополучного состояния» народа, а с другой – нейтрализует общественные пороки, зло. Но, чтобы труд действительно выступал нравственной силой, он не должен быть чрезмерным. А для этого нужно отказаться от всякого излишества, роскоши, ибо они только развращают умы, уклоняют от «естественности». Между людьми возникаю различия, и одни начинают «презирать и утеснять других», а другие … раболепствовать» [7]. Следовательно, осознание истинных потребностей и их разумное удовлетворение составляют предпосылку нравственного совершенствования личности его блага.

Для Н.Г. Чернышевского область нравственного – это лишь своего рода функциональный придаток физиологического, которое в свою очередь «запускается», приводится в действие социальным. Чтобы направить человека в сторону нравственного развития, необходимо, прежде всего, изменить реальные условия его жизни, преобразовать реальность.

Чернышевский и его последователи, в числе которых были русские марксисты, пришли к очевидному выводу о том, что сам по себе гуманизм, сколько бы возвышенными не казались его стремления, еще не в состоянии облагородить человека, если его внутренние убеждения находятся в разладе с нравственностью, моралью.

Эта этика была решительно отвергнута новым поколением русских мыслителей: от увлечения наукой и материализмом большинство их них «отправились» в религиозные искания. В философии упрочивается тезис о необходимости ограничить знания, чтобы освободить место вере. Но отношение к вере уже иное – это не прежнее старомосковское обрядоверие, а религия в пределах разума, религия богочеловечества. С этого момента меняются общие этические ориентации, яркими выразителями которых являются Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский, которые исходили из христианства, обосновывая свои нравственные воззрения.

По Толстому религия универсальна, в ней человек обретает смысл жизни. Человек без религии, – говорил Толстой, «так же невозможен, как человек без сердца. Он может не знать, что у него есть религия, как может человек не знать того, что у него есть сердце; но как без религии, так и без сердца человек не может существовать» [8].

Главная слабость толстовской этики заключалась в том, что формирование, конструирование нравственности является прерогативой верховного абсолюта – Бога, а не действий, общения людей между собой.

Логика Достоевского предельно обнажена: нельзя стать человеком без сознательного самосовершенствования. Сделаться человеком нельзя разом; он всю жизнь «самосочиняется», «выделывается» в человека.

По Достоевскому моральное обновление достигается лишь в вере. В религии человек обретает то, чего нет ни в каком человеческом знании, – надежду на бессмертие. Без нее в людях иссякла бы не только любовь, но и всякое стремление продолжать земное существование. Отнимите у них веру в бессмертие, и «тогда ничего уже не будет безнравственного, все будет позволено, даже антропофагия» [9] (т.е. если бога нет, то можно совершать любые поступки, в т.ч. и людоедство). Лишь сознание, что человека и после смерти ждет новое рождение, вселяет в него чувство вины и ответственности за всех и все в мире. А это и есть смысл жизни, без которого нет счастья.

Достоевский считал, что русский человек более, чем кто-либо другой, способен к нравственному совершенству, имея ввиду широту и многосторонность его таланта, равно делающего его близким к арабу и немцу, и англичанину. Он может легче и быстрее стать «всечеловеком», а следовательно, раньше их «изречь слово примирения, указать исход европейской тоске» [10]. Так проблема смысла жизни отдельного человека перерастала у Достоевского в проблему исторического призвания народа.

Весьма актуальны ныне слова Соловьева В.С.: «Итак, ближайшая цель исторического процесса в нашей общественной деятельности есть полное развитие и распространение гуманной культуры, которая составляет необходимый элемент и самого христианства как религии богочеловеческой».

Существует единственный путь построения духовного общества – это нравственная организация человечества. Соловьев следующим образом определяет исходные принципы нравственной организации человечества: «Господство над материальною чувственностью, солидарность с живыми существами и внутренне добровольное подчинение сверхчеловеческому началу – вот вечные, незыблемые основы нравственной жизни человечества» [11].

Говоря о духовных причинах своей религиозности, В. Розанов замечает, что «во всем другом … человек лишь участвует; под религией же он живет: она обнимает его всего» [12].

Глубокое обоснование приоритета гуманистических духовных ценностей дает Эрих Фромм.

Эрих Фромм – немецко-американский психолог и социолог, представитель неофрейдизма (в 1933 году эмигрировал в США).

Разрабатывая целостную гуманистическую концепцию личности, Фромм стремился выяснить механизм взаимодействия психологических и социальных факторов в процессе ее формирования. По Фромму, типы социального характера совпадают с различными историческими типами самоотчужденного человека (накопительский, эксплуатационный, «рецептивный» (пассивный), «рыночный»). Он выдвигал утопический проект создания гармоничного «здорового общества» при помощи методов «социальной терапии», в частности предлагал проект «перевоспитания» американской нации.

Проблемы нравственности, нравственного здоровья общества, человеческих ценностей вообще приобретают и экономический аспект, поскольку связь между ценностями и развитием экономики считается доказанной (по крайней мере, их взаимовлияние). И первыми об этом сказали, как было показано выше, русские ученые.

Для того, чтобы усилить звучание русской экономической мысли в заданном камертоне, следовало бы представить еще ряд ее выдающихся представителей. Так, например, заведующий кафедрой политической экономии в статистики Московского университета, профессор К.И. Бабст выделял нравственный капитал, заключающийся, по его мнению, в народной честности, народной предприимчивости и степени трудолюбия, в живом и ревностном участии к общему благу, в привычке к самостоятельности и т.д. [13]

Н.Г. Чернышевский полагал, что «капитал, который можно назвать нравственным, гораздо важнее материального. Этот важнейший национальный капитал есть запас нравственных сил и умственной развитости в народе» [14].

Академик И. Янжул включал фактор честности в число составляющих экономического роста [15].

Значительно позже Лауреат Нобелевской премии 1952г. Швейцер А. подтвердит эту мысль, сказав о том, что нравственность – не только закон, но и коренное (базисное, родовое) условие существования и развития жизни. «Среди сил, формирующих действительность, нравственность является первой» [16], – отмечал Швейцер А.

Анализируя причины бедности, ряд экономистов выделяют два основных блока проблем: ценностные установки людей и характер взаимодействия государства и общества при решении этой проблемы.

Ценностные и жизненные установки богатых и бедных в России диаметрально противоположны, в лучшем случае, расходятся существенно. По данным социологов, богатые – в основном уверенные в себе индивидуалисты. Бедные, напротив, осуждают индивидуализм, убеждены в силе коллективизма и склонны надеяться на помощь государства.

По объективной логике преобразований в России на смену базовой поведенческой модели советского человека – пассивному, дисциплинированному подчинению навязанным извне правилам и вышестоящей воле – должна легитимизироваться новая модель личного и социального поведения – самостоятельной деятельности и свободной судьбы. Пока же современный российский социум продолжает воспроизводить все ту же модель жизненного поведения, что и раньше. Результатом являются социальная апатия и конформизм («буйных» в России ничтожно мало, да и то только в среде производственного менеджмента), сдерживание инициативы, мораторий на несовременные социальные отношения и роли, разящая несвобода экономического, психологического и т.д. планов. Это главная доминантная причина (определяющий детерминант) расслоения между ограниченным количеством руководителей и предпринимателей и остальным – пассивным и бедным населением.

Чтобы достойно выйти из создавшейся ситуации, необходимо преодолеть кризис политический, экономический, социальный и, что важнее всего, кризис духовный. Единственный, безальтернативный путь выхода из обозначенной ситуации – это превращение (по И.А. Ильину) государственной власти в действительный, авторитетный орган политического единения, что становится возможным исключительно только при условии ее (власти) служения общему интересу. Это значит, что реформаторы должны учитывать законы не только экономические, но и психологические, понимать пути и весь инструментарий влияния на людей, укрепления общественного согласия, формирования демократического сознания и различных групп населения, развития гуманистической культуры, развития процесса становления личности, усвоения знаний, ценностей и норм, присущих данному обществу, социальной общности, группе. А власти вряд ли будешь верить, если она так явно демонстрирует свое пренебрежение к народу, его проблемам и интересам.


Источники:

1. Косьмин А.Д., Косьмина Е.А. Интеллектуальный потенциал общест ва: формирование, оценка, эффективность использования. – М. : Экономика, 2004. – С. 65.
2. Посошков И.Т. Книга о скудности и богатстве… – М. : Наука, 2003. – С. 21.
3. Цит. по: Русские экономисты (ХIХ –начало ХХ века) / Ред.-составители Л.А. Зубченко, Л.И. Зайцева; Автор предисловия – акад. Л.И. Абалкин. – М. : Ин-т экономики РАН, 1998. – С. 148.
4. Вебер М. Избранные произведения. – М., 1990. – С. 90-91.
5. Цит. по: Кузьминов Я., Бендукидзе К., Юдкевич М. Как наука о рынках становится наукой об обществе? // Вопросы экономики. – 2005. – №12. – С. 73.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.1. – 2-е изд. – С. 13.
7. Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII в. : В 2-х томах. – М., 1952. – Т. 1. – С. 534.
8. Толстой Л.Н. Сочинения. – М.,1911. – Т. 14. – С. 35-36.
9. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. – Л., 1976. – Т. 26. – С. 65.
10. Достоевский Ф.М. Ук. соч. – С.148.
11. Соловьев В.С. Сочинения: В 2-х т. – М., 1990. – Т. 1. – С. 130.
12. Розанов В. Легенда о великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. – М., 1989. – С. 48.
13. Бабст К.И. Изложение начал народного хозяйства. – М., 1972. – С. 175.
14. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. – М.: «Государственное издательство художественной литературы», 1949. – Т. 3. – С. 506.
15. Янжул И. Экономическое значение честности (забытый фактор производства). – М., 1912. – С. 79.
16. Швейцер А. Культура и этика. – М., 1973. – С. 115.

Страница обновлена: 22.01.2024 в 15:54:39